Глаза снежного барса были закрыты, но он дышал. Жижа вокруг его тела уже почти застыла и образовала защитную корку. Как давно я здесь? В первый раз я подумал о времени. Каттея… Кемок! Сколько часов прошло с тех пор, как я покинул их, ускакав на дьявольском коне-приманке?

Надо действовать! Я попытался пошевелиться — застывшая масса не поддавалась. Я был беспомощным пленником, закованным в каменные кандалы. Что делать? Не знаю, почему я не закричал вслух. Мысленно обратился — не к тем, кого оставил на островке, нет — я позвал духа, которого могло вовсе и не существовать в этом мире: «Зачем я вам нужен»?

Что-то мелькнуло — что-то блестящее, переливающееся всеми цветами радуги, легко и быстро пронеслось над ложбиной, приземлилось на задние лапы и уставилось на меня яркими глазами-бусинками. Я не видел подобных существ в Эсткарпе, оно не напоминало никого из легенд. Ящерица? Конечно, только намного больше, чем обычное золотисто-зеленое пресмыкающееся. По-своему красивое. Существо остановилось у моих ног, дотронулось до них и подбежало на задних лапах к моей голове. Здесь оно снова замерло и стало внимательно изучать меня. И я был уверен, что в его узкой заостренной голове есть разум.

— Приветствую тебя, брат по мечу. — Слова эти вылетели из меня сами по себе.

Он отпрянул назад, из чешуйчатого горла вылетел странный звук. Затем он исчез. Странно, но его приход дал мне почувствовать, что я не пленник. Ящер вовсе не имел по отношению ко мне злобных намерений — как и те, что оставили меня здесь. Ведь я отлично себя чувствую, боль ушла, да и снежный барс приполз сюда не зря. В этом месте лечат раненых животных. И меня тоже спасли от смерти… Но кто? Ящер, другие животные… дух… да, конечно, дух!

И хотя я не умел определять колдовство по запаху, как Каттея, я был уверен, что здесь нет места злу — это оазис некой Силы. И я выжил только благодаря ей. Теперь я ощущал каждой клеткой кожи, всем своим существом: что-то должно произойти.

В ложбине появилось несколько ящеров, за ними следом шли два пушистых зверя, задние лапы которых тоже отливали зеленым цветом. Их узкие головы и хвосты-завитки напомнили мне древесных животных, но они были намного крупнее своих собратьев из Эсткарпа. Шествие завершала она. Ее темные волосы ниспадали до пояса — но темные ли? Не отливали ли они красным? Или все это игра света и волшебство? На ней была зеленая туника, плотно облегающая ее тело; руки и ноги были открыты. Это одеяние было подпоясано широким изумрудным поясом, украшенным бледно-золотистыми драгоценными камнями. Тонкие запястья украшали широкие браслеты с такими же камнями, а через плечо был перекинут колчан со стрелами, с голубовато-зелеными блестящими перьями на концах, и лук бледно-золотистого цвета. Ее одеяния вроде бы не менялись, и я сосредоточился на лице, на этом развевающемся облаке волос, и не был уверен, что вижу что-либо отчетливо. Она опустилась передо мной на колени.

— Кто ты? — спросил я, так как ее изменчивость начала меня раздражать.

К собственному удивлению, я услышал смех. Она дотронулась до моей щеки, потом лба, и после этого прикосновения мое зрение прояснилось. Я увидел ее лицо — или одно из ее лиц — отчетливо и ясно.

Черты Древней расы не спутать ни с чем: утонченные, с заостренным подбородком, небольшим ртом, огромными глазами, дугообразными бровями. Все это делало ее такой красивой, что могло заставить любого мужчину испытать к ней настоящее влечение. Но было в ней и нечто такое, что отличало ее от людей. Но это казалось несущественным. Воин разбирается в женщинах. Я не фальконер, который свысока смотрит на женщин, не чистокровный представитель Древней расы, чтобы воспринимать их только как носителей Дара и ставить себя ниже их, не отношусь к ним и так, как это делают многие салкары, проводя час-другой с вольной спутницей. И теперь, глядя в ее лицо, я испытывал какое-то странное, непривычное чувство — сильное волнение, трепет, ощущая рядом ее присутствие. Она улыбнулась, потом снова стала серьезной, не отрывая от меня взгляда, и я понял, что она слышит мои мысли. Я смутился.

— Лучше так — кто ты? — ее вопрос прозвучал мягко, но требовательно.

— Киллан Трегарт из Эсткарпа, — ответил я формально. Что возникло между нами? Я не мог понять. — А ты? — спросил я во второй раз, более настойчиво.

— У меня много имен, Киллан Трегарт из Эсткарпа. — Она подсмеивалась надо мной, но я сделал вид, будто не замечаю этого.

— Назови одно из них, или два, или все.

— А ты смелый мужчина, — мягко ответила она. — В нашем мире ко мне не обращаются опрометчиво по имени. — Она снова засмеялась.

— А я и не собираюсь обращаться к тебе опрометчиво. — Я повторил это странное слово.

Она промолчала. Пальцы ее затрепетали, я испугался, что она уберет руку с моего лба — тогда лицо ее может снова стать размытым или измениться.

— Меня зовут Дахаун, а также Морквант, некоторые называют меня леди Зеленой…

— Тишины, — закончил я за нее. Легенда… Нет! — она настоящая, живая — я чувствовал прохладу и упругость ее плоти на своем лице.

— Тогда мы знакомы, Киллан Трегарт.

— Я знаю тебя по старым преданиям…

— Преданиям? — снова раздался переливчатый смех. — Но предание — это сказка, которая может и не быть правдой. А я живу здесь и сейчас. Эсткарп… храбрый воин, где находится Эсткарп, который знает Дахаун по старым легендам?

— На западе, за горами…

Она убрала руку, словно прикосновение обожгло ее. Ее облик снова расплылся перед моими глазами.

— Я вдруг превратился в чудовище? — прервал я внезапно нависшую тишину.

— Не знаю… — она снова положила руку мне на лоб, и я опять мог видеть ее отчетливо. — Нет… хотя не знаю, кто ты на самом деле. Те, Кто Живут Отдельно, хотели, чтобы тебя забрал к ним кеплианец, но тебе удалось спастись. Ты боролся неизвестным мне способом, незнакомец. И потом, я вижу, что в тебе присутствует сила добра, а не зла. Но горы и то, что лежит за ними, это тот барьер, через который может просочиться только зло — по крайней мере, так говорится в наших легендах. Почему ты пришел к нам, Киллан Трегарт из Эсткарпа?

Не было смысла обманывать ее — между нами должна быть только правда.

— В поисках убежища.

— А от чего ты бежал, незнакомец? Какое зло оставил ты позади себя, почему тебе пришлось бежать через горы?

— Потому что отличался от других…

— Да, но ты не один, вас трое — но при этом, как один…

Ее слова отозвались во мне болью.

— Каттея! Кемок? Что…

— Что случилось с ними после того, как ты ускакал на кеплианце, так глупо попавшись на уловку? Они пошли своей дорогой, Киллан. Твоя сестра сделала то, чего ей не следовало делать. Мы не любим чужих колдуний, воин. В прошлом это приносило нам зло. Будь она более опытной в колдовстве, она бы не стала тревожить силы, которые дремлют во Тьме. Она еще не столкнулась с тем, на что не действует ее оружие и защита. Но долго так длиться не может — это Эскор.

— Но ведь ты колдунья. — Я был уверен в этом, хотя не видел на ее груди колдовского Камня — я знал, что она того же происхождения, что и обладательницы Дара в Эсткарпе.

— Существует много видов колдовства, о чем ты, наверное, уже знаешь. Давным-давно в Эскоре дорога раздвоилась, и мы, зеленое племя, выбрали свой путь. Некоторые из нас ушли друг от друга очень далеко, но мы пронесли сквозь годы умение противопоставлять добро злу; нам не требовалось прибегать к новым колдовским хитростям. Потому что в противном случае при малейшем сдвиге можно потревожить те силы, что дремлют веками, но могут проснуться, и тогда зло победит добро. Именно это попыталась сделать твоя сестра — словно наивный ребенок, который ударяет по поверхности пруда палкой и радуется кругам на воде, разбудив при этом то чудовище, что притаилось в глубине. — Она поджала губы, словно собираясь выносить приговор, и этим полудетским движением растопила отчужденность между нами, она напоминала теперь девушку, такую, как Каттея. — Конечно, мы не можем отнять у нее право на то, что она делает, но мы хотим, чтобы это совершалось не у нас! — Дахаун снова улыбнулась. — А теперь, Киллан Трегарт, сделаем вот что.